Социальная коммуникация в широком понимании этого термина не является лишь отдельным подразделением, институтом общества. Природа любого общества коммуникативна по существу. Попытаемся это показать путем анализа определений как самой социальной коммуникации, так и близких к ней понятий (коммуникативный порядок, коммуникативные отношения и т.д.).

Существует целый ряд парадигм и концептов социальной коммуникации:

• социально-психологическое направление (бихевиоризм, диалоговый дискурс К. Ясперса, М.М. Бахтина, М. Бубера);
• символический интеракционизм (Дж.Г. Мид, Г. Бламер);
• социолингвистические концепты;
• феноменологический взгляд на природу данного явления (А. Шюц, Г. Гарфинкель);
• различные прагматические теории, рассматривающие практические аспекты передачи, обмена информацией, в частности, массовую коммуникацию (А. Моль).

Однако существует иной подход к изучению природы социокоммуникации. В его основе представление о коммуникации как о сущностной характеристике самого общества (социума). Это, например, создатели так называемой теории информационного общества, которая рассматривается в контексте технологического детерминизма (Д. Белл, А. Тоффлер). Коммуникация при этом трактуется узко - как научно-информационный комплекс, включающий информационные технологии, научно-техническую информацию, а также специалистов - носителей компетентных знаний.

Особняком стоит коммуникативная парадигма Н. Лумана. Немецкий социолог полагает, что общество есть самодостаточная, саморазвивающаяся система, которая постоянно взаимодействует с внешней средой. Эта среда более комплексна, коммуникационно насыщена, чем сама социальная система. Социальной системе, чтобы не раствориться в окружающей среде, необходимо наблюдать самое себя, фиксировать, отслеживать то, что происходит между системой и средой, а также внутри самой системы. Способность последней к самонаблюдению, самоописанию, то есть к отслеживанию собственных состояний, меняющихся в процессе ее взаимодействия с внешней средой, и есть социальная коммуникация.

Системы, обладающие этой способностью, Н. Луман называет самореферентными или аутопоэтическими (autopoesis на русский язык переводится как ‘самовоспроизведение’).

Таким образом, социальная коммуникация трактуется предельно широко. По существу, общество, или, точнее говоря, социум, с точки зрения Н. Лумана, и есть социальная коммуникация. Социум развивается на основе того уровня знаний о себе самом, которым он располагает. Можно сказать, характеризуя теорию Лумана: “все действительное коммуницируемо, все коммуницируемое действительно”.

К числу достоинств этой теории следует отнести то, что социальная коммуникация не сводится к функции отражения. Она обладает активным творческим потенциалом, непосредственно участвует в конституировании социального порядка. С помощью коммуникации социум не только адаптируется к условиям внешней среды, а воспроизводит собственные смысловые границы, формирует собственную реальность из сети собственных элементов, путем их селекции, комбинирования и т.д.

Однако концепция Лумана холистична. Поскольку коммуникативная система (то есть общество) сама себя воспроизводит, в ней нет места для индивидов, их поступкам, межличностному общению. Это делает данную концепцию умозрительной, абстрактной.

Задача данного исследования - попытаться синтезировать концепты социальной коммуникации, делающие акцент на изучении интерсубъективных связей индивидов, включая речевые практики, диалоги, дискурсы, а также теории, рассматривающие данный феномен как имманентное качество самой социальной системы.

Для решения указанной задачи нами вводится понятие социального порядка, который, по существу, является коммуникативным порядком.

Что такое социальный порядок? В самом широком понимании - это такое состояние общества, при котором его члены способны самореализовывать себя как личности. Общество в модусе социального порядка создает каналы и возможности этой самореализации.

Личностную самореализацию индивидов не следует понимать лишь как адаптацию их в социальном пространстве, проще говоря, как существование. Речь идет об их повседневном бытии. Повседневное бытие, на наш взгляд, отличается как от dasein (“подлинное здесь-бытие” в трактовке М. Хайдеггера, раскрывающееся в модусах присутствия, обеспокоенности миром, экзистенциальной заботы и т.п.), так и от man (по Хайдеггеру - “неподлинное, усредненное бытие-вместе-с-другими”). Это жизненная реализация здесь-бытия индивидов как совместного бытия, бытия как общего дела. Социальный порядок является инструментарием и, одновременно, результатом этой реализации.

Важнейшим условием осуществления повседневного бытия индивидов является симметрия их самоидентичности и социальной идентичности. Самоидентичность проявляется в само-чувствовании, само-понимании, которые имеют вид выражений: Я - есть, Я - сам и т.д. Социальная идентичность проявляется в само-понимании, в само-чувствовании индивидов самих себя в качестве социального типа (дворянина, крестьянина, офицера, преподавателя), которые можно представить в выражениях: Я - (есть) дворянин, Я - (есть) крестьянин, Я - (есть) офицер и т.п.

Актуализация повседневного бытия в качестве бытия совместного, достижение относительной симметрии самоидентичности и социальной идентичности индивидов, осуществляется в ходе межличностного взаимодействия. Это спонтанный и перманентный процесс определения и переопределения жизненных ситуаций, из которых собственно и состоит социальная жизнь. Возьмем обычную очередь в магазине, лекцию в университете, беседу людей на улице, поведение болельщиков на стадионе. Все это миры значений, императивов, запретов, предпочтений, а также среды, в которых каждый занимает свою нишу. В каждом таком микромире свои правила игры, свои формы коммуникации, своя лексика.

Социодинамика социального порядка в предельно общем смысле есть погружение индивидов в ситуацию, настройка на нее как на узнаваемую собственную среду. Индивиды включаются в ситуацию, как было отмечено выше, не только с целью адаптации к ней в качестве витальных, физических субъектов, но прежде всего для реализации имманентных каждому индивиду экзистенциалов.

В отличие от М.Хайдеггера, который трактовал экзистенциалы, на наш взгляд, достаточно умозрительно и метафорично, мы предлагаем собственную классификацию экзистенциалов, которые выступают в качестве императивов человеческого присутствия в типичных жизненных ситуациях:

• императив принадлежности социальной группе, общности (в любой жизненной ситуации человек явно или неявно ссылается на свой круг, идентифицирует себя с ним);
• императив должного, допустимого (указание на место человека в системе ценностно-нормативного порядка, на соответствие ему);
• императив значимости человека, его места в системе властных отношений, выражающийся в почтении, уважении, почитании, подобострастии;
• императив безопасности и благополучия (указание на то, насколько прочна позиция человека в данной общности, социальной нише. Речь идет об экзистенциальной безопасности и благополучии);
• императив само-чувствования, самоощущения (не только в пограничных ситуациях, но и в обыденной практике человеку важно ощутить себя уникальностью, неповторимой личностью, интересной самой себе);
• императив комплиментарности (указатель того, как другие воспринимают тебя: любят, ненавидят, симпатизируют и т.п.).

Все эти императивы не навязываются извне, а являются внутренними побудительными силами человека. Они проявляются в любых, даже очень простых ситуациях, например, в приветствии людей друг друга на улице, в общественном транспорте, на работе, в театре. Императивы присутствия различным образом проявляются в тех или иных ситуациях. Например, по-разному демонстрируется принадлежность к социальной общности в армейском коллективе, бюрократической организации, в городе, деревне. Деревенский житель императив присутствие осуществляет в демонстрации общности с сельчанами, с миром. Горожанин же стремится держать дистанцию с другими, а молодой солдат - следовать предписаниям армейской субкультурной среды.

Наличие указанных императивов (экзистенциалов) важное, но недостаточное условие для ориентации в жизненных ситуациях. В самом деле, люди со-общающиеся в них отличаются друг от друга жизненным опытом, биографиями, взглядами на мир. И сами ситуации, в которые люди ежедневно попадают, уникальны, событийны, информационно избыточны. Всякая ситуация есть проблема выбора и принятия решений в условиях неопределенности тех жизненных эпизодов, из которых она состоит. Но, следовательно, возникает естественный вопрос: как и благодаря чему различные люди в жизненных ситуациях понимают друг друга?

Один из подходов к решению этой задачи - теория подражания. Речь идет о том, что люди совершают действия, которые они считают естественным образом нормальными (хотя и не обязательно законными) в силу того, что в определенной общественной среде они соответствуют некоторым образцам (паттернам) правильности, нормальности. Разумеется, эти паттерны со временем могут меняться. Например, в дореволюционной России и в СССР коллективное (государственное) начало ставилось выше индивидуального. В последние годы этот паттерн утрачивает свое значение.

Однако, не следует преувеличивать значение этой теории. Во-первых, не ясно, почему именно эти, а не другие образцы поддерживаются или, наоборот, отвергаются. Можно, конечно, предположить, что усилия по поддержанию указанных образцов, объясняются жизненной (экономической, природной) целесообразностью. Но как вписываются в эти объяснения такие исторически сложившиеся паттерны как дуэль, жертвоприношение. К этому можно добавить моду, которая не всегда согласуется с целесообразностью.

Во-вторых, паттерны следует отличать от идеальных образцов должного действия. Социолога, изучающего повседневную жизнь, интересуют не столько те образцы, которые людьми считаются правильными, сколько те, которым они реально следуют. Для современной России характерна ситуация, когда идеальные и практические паттерны не совпадают. Первые выступают как императивы правильного, должного поведения с точки зрения базисных ценностей и норм общества. Вторые - требования вести себя уместным образом относительно того обыденного социального окружения, в котором люди находятся. В социологии повседневности А. Шюца такие действия называются релевантные.

Например, в армейских подразделениях многие военнослужащие внеуставные отношения считают вполне уместными, а следование уставным нормам - негодными модусами.

В-третьих, паттерны лишь символические посредники релевантных действий. Их наличие еще не гарантирует взаимопонимание между индивидами и вовсе не обязательно побуждает их к этому. Причина действия или бездействия этих посредников не в них самих, а в разделяемых большинством членов общества представлениях о том, каким должен быть социальный порядок. Если символический паттерн отражает эти представления, значит он жизненно актуален. Если нет - обречен на умирание. Ритуально-символический, коммуникативный комплекс дедовщины отомрет, как только исчезнут соответствующие представления о ней как о должном порядке в самой армейской среде.

Итак, еще раз подчеркнем, что ключевым вопросом повседневного бытия (как совместного бытия) является вопрос о взаимопонимании людей, общающихся друг с другом в обыденных жизненных ситуациях. Какова природа взаимопонимания? Зависит ли она от самой ситуации в которой находятся индивиды, зависит ли она от целей, намерений, установок последних? На наш взгляд, поиски оснований взаимопонимания следует искать в повседневных дискурсивных практиках, направленных как на ситуацию, так и на ее участников.

Но, прежде чем говорить о них, следует еще раз отметить, что повседневное взаимопонимание (а о нем речь и идет) имеет важную специфическую особенность. Она состоит в том, что понимать другого совсем не значит его принимать. В годы гражданской войны белогвардейцы прекрасно понимали красных, а красные белогвардейцев, конечно, в качестве врагов. Представители различных фракций в Государственной Думе России хорошо понимают друг друга, несмотря на разногласия и даже взаимную неприязнь.

Заметим, что причиной вражды, войн, ненависти в любом обществе является не отсутствие понимания, а определенным образом структурированное (выборочное) и культивируемое понимание одних людей как хороших, правильных, нормальных, полноценных, а других как ненормальных, плохих, уродливых и т.д. Так, в тоталитарном обществе инакомыслящие однозначно классифицируются как плохие и ненормальные.

Взаимопонимание как феномен повседневного порядка неотделимо от практических действий индивидов, на-страивающихся друг на друга в ситуациях. Иными словами, взаимопонимание есть интерсубъективный процесс.

Глубокую, философски утонченную концепцию интерсубъективности дает А. Шюц. Отметим, на наш взгляд, наиболее существенные моменты этой концепции.

Интерсубъективный мир - мир повседневной жизни. Повседневность одна из сфер человеческой реальности или, как называл их А. Шюц, конечных областей значений жизненного опыта. Наряду с повседневностью существуют иные миры (науки, религии, искусства, игры и т.п.). Каждый такой мир обладает только ему присущим когнитивным стилем, то есть особенным способом субъективного отношения к жизни. Однако именно повседневная жизнь обладает верховенством над иными мирами. В ее основе донаучный жизненный мир. Он существует в виде самодостаточного наличного знания. Он не подвергается сомнению и открывается нам в непосредственном обыденном восприятии (естественной установке).

Верховенство повседневного опыта над другими прежде всего в его ориентации на практические цели. Кроме того, повседневность - сфера человеческого опыта, который не требует специальных доказательств и интерпретаций. Он просто есть. Каждый человек, погружаясь в миры фантазий, игры, науки, искусства, соизмеряет свои представления и опыт в этих сферах с тем, что можно назвать повседневным здравым смыслом.

Повседневный здравый смысл не является присущим каждому индивиду. Он разделяется с другими. Между индивидами устанавливается единое коммуникационное поле.

Что помогает индивидам коммуницировать друг с другом в повседневных ситуациях? А. Шюц полагал, что такая возможность содержится в фундаментальных постулатах или идеализациях, которые принимаются индивидами как естественные установки.

Первый постулат - взаимозаменяемости точек зрения. Мы не сомневаемся в том, что воспринимаем мир также как другие, с которыми мы общаемся в повседневной жизни, причем, таким образом, что если я поменяюсь местами с ними, я буду находиться на том же расстоянии от предметов и видеть их в той же типичности, что и они.

Второй постулат - совпадение систем релевантностей. Я и любой другой индивид принимаем на веру то, что при осуществлении практических целей, мы вполне можем пренебречь различиями в оценках значимости тех или иных фрагментов повседневного опыта, обусловленных уникальностью моей и его биографических ситуаций. Это позволяет интерпретировать мир одинаковым образом.

Благодаря этим постулатам (идеализациям) люди не только способны друг друга понимать, но и совместно конституировать общий для них социальный порядок. Эти возможности реализуются, как было отмечено, в повседневных дискурсах или коммуникативных практиках, которые являются связующим звеном между индивидами и социальными ситуациями, в которых они находятся. Рассмотрим технологию и принципы реализации повседневных дискурсов.

1. Типизация жизненных ситуаций. Она связана с идеализацией и известным огрублением ситуаций. Включает в себя наборы клише, шаблонов, навыков, рецептов. Типизированные действия часто доводятся до автоматизма (поведение в общественном транспорте, кафе, на работе, дома) или приобретают форму стиля. Благодаря типизированным действиям человек не выходит за рамки повседневной нормальности. Несмотря на то, что типизация упрощает жизненные ситуации, подводит их под определенные типы, она выполняет очень важную функцию - онтологизирует общение участвующих в ситуации индивидов, а также придает онтологический статус самому дискурсу. Например, люди, находящиеся в очереди в магазине, с помощью типизации не просто коммуницируют друг с другом, но включаются в процесс воспроизводства и конституирования порядка (порядка очереди, который со временем приобретает статус социального института);
2. С типизацией связано распознание ситуации. У распознания две стороны: во-первых, участники ситуации коллективно, с помощью языка, жестов проясняют ситуацию как очевидную, понятную для всех присутствующих в ней. Этот процесс, вслед за Г. Гарфинкелем, можно назвать обыденной рационализацией. Подвергнутая обыденной рационализации ситуация, хотя и сохраняет черты уникальности, все-таки легко прочитывается. Но это прочтение не напоминает чтение текста. Ситуация не текст, а символический повод для прояснения места каждого участника в конструировании повседневного порядка, в проявлении императивов (экзистенциалов) присутствия, о чем речь шла выше. Таким образом, вторая сторона распознания ситуации - выявление и утверждение каждым индивидом своего места в структуре повседневного порядка. Ситуация используется в дискурсивных практиках как материал, как инструментарий для решения этой насущной задачи;

3. Технологии обыденной рационализации жизненных ситуаций. Коммуницируя в рамках ситуации, люди одновременно осуществляют работу над ней, адаптируют ее к собственным экзистенциальным потребностям. Главный смысл этой работы - редукция уникальной жизненной ситуации к однородному смысловому полю, в котором ее участники прекрасно понимают друг друга, их действия носят релевантный (подобный) характер.

Что из себя представляют основные процедуры рационализации, осуществляемые в дискурсивных практиках?

• рутинизация (сведение ситуации к простым непротиворечивым логическим схемам, клише, которые не нуждаются в особых интерпретациях, или, точнее говоря, интерпретация осуществляется по отлаженной формуле, например, путем наклеивания ярлыков);
• идеализация и стереотипизация (подведение элементов ситуации и ее участников под идеальные типы, стереотипы. Например, учитель делит учеников на отличников, ударников, троечников. Владельцы иномарок в глазах определенной части населения нечестные люди. Настоящий мужчина, по мнению многих, должен зарабатывать деньги, а женщина должна рожать детей и быть хранительницей домашнего очага. В дальнейшем мы еще раз вернемся к теме идеализации и стереотипизации под углом зрения социокультурной детерминации коммуникативных практик);
• символизация и ритуализация. Символ - знак, который указывает на нечто, имеющее смысл для определенных групп, общностей, социумов. Символы позволяют людям единообразно реагировать на социальные объекты, явления.

Ритуал - своего рода правила игры. Но этим правилам люди придают большее значение, чем просто условностям. Ритуал - специфическое ценностно-нормативное действие, императивность и целесообразность которого актуализируются и подтверждаются в самом ритуальном действии. Примером ритуального действия можно считать любую спортивную игру. Между символом и ритуалом существует определенная зависимость. Сознание современного человека, особенно погруженного в теоретическую область опыта, способно эмансипировать символы от ритуала. Например, научные понятия как символические образы, знаки. В свою очередь, ритуалы часто рассматриваются лишь как условное действие, церемониал. Но повседневные жизненные ситуации однозначно предполагают ритуализацию символических действий их участников (высказываний, диалогов, жестов и т.п.). Само по себе использование символа, например, высказывания, не дает еще должного понимания и релевантной реакции. Требуется коллективное ритуальное вовлечение в игру по определенным правилам хотя бы нескольких участников ситуации.

Ритуальное вовлечение не только создает надлежащий настрой на символ (высказывание), но и обеспечивает его легитимный (в обыденном понимании) статус. Например, преподаватель, который объясняет аудитории, почему он поставил именно данные оценки за контрольные работы, поступает вполне ритуально.

Сознание человека в повседневной жизни конкретно, событийно, ситуативно и, самое главное, настроено на диалог с другими ее участниками. Все участники, так или иначе, заботятся не только о том, чтобы в ситуации использовались лишь определенные, допустимые символы (высказывания, жесты, действия), но также о том, чтобы вводимые символы не нарушали подразумеваемый, но не проговариваемый смысловой или, точнее, предсмысловой порядок. Г. Гарфинкель называет эти контекстуальные символы фоновыми знаниями. К примеру, в общении с друзьями в неформальной обстановке многие молодые люди используют нецензурные выражения. Использование подобных выражений, а также грубых манер в других контекстах либо недопустимо (это знают все), либо требует специальных ритуальных действий, которые расставляют все по местам. Например, грубые манеры английского денди ритуальным образом демонстрируются как особый утонченный стиль поведения.

Интерпретация жизненных ситуаций и отдельных ее элементов. Специфика повседневных интерпретаций продиктована двумя обстоятельствами. Во-первых, людям приходится принимать множество оперативных решений в калейдоскопе повседневных событий. Эти решения касаются как проблем адаптации к жизненным ситуациям (к примеру, добывание пищи), так и экзистенциальных проблем (сохранение индивидом своего лица). Бывают простейшие ситуации, которые не требуют интерпретации. Например, при встрече со знакомыми людьми, мы обмениваемся стандартными приветствиями. Но часто мы сталкиваемся с проблемными ситуациями, в которых не всегда ясно, как себя вести. Причин, которые их порождают, много. Это и недостаток социального опыта индивидов, и ролевые конфликты и т.д.

Во-вторых, в повседневных интерпретациях участвуют различные люди.

Интерпретация - коллективное действие, в котором требуется согласование и оглядка на других. В интерпретациях мы категоризируем друг друга с тем, чтобы ожидать соответствующих реакций людей в зависимости от того, в какую символическую категорию они нами помещаются, а также применять соответствующие санкции по отношению к ним.

Взаимная категоризация - исключительно важное условие повседневного общения. Практически она означает взаимную соотнесенность людей с определенными образами-индикаторами, которые культивируются в данном обществе, социальной среде. При этом интерпретативная функция осуществляется в рамках повседневных дискурсов, как правило, через простейшие стереотипные выражения, дефиниции - настоящий мужчина, лицо кавказской национальности, крутой (бизнесмен, парень). Этим выражениям и дефинициям однозначно соответствует стереотипная ссылка на образы-индикаторы, к числу которых можно отнести речь, жесты, внешний вид людей, обстановку, вещи и т.п. Настоящий мужчина - тот, кто служил в армии, зарабатывает много денег, дарит дамам цветы, занимается спортом. Так называемый новый русский - тот, кто имеет “Мерседес”, носит малиновый пиджак, туповат, с бритым затылком (как правило, бывший спортсмен), связан с мафией, пользуется жаргоном преступного мира и т.д.

Конечно, указанные дефиниции, выражения, образы-индикаторы, являются идеализациями, идеальными типами. Далеко не все новые русские бизнесмены - тупицы, разъезжающие исключительно в “мерседесах”, имеющие отношение к преступному миру. Но как символический инструментарий включенности индивидов в ситуацию они играют исключительную роль. Для любого человека, наверное, не столь важно, найдутся ли действительные подтверждения того, что он настоящий мужчина, идеальная жена, прекрасный ученый и т.п. Он, очевидно, догадывается, что это далеко не так. Ему важно произвести на других людей впечатление, что он близок тому или иному идеальному типу, добиться того, чтобы другие его признали. Достигается это с помощью обыденных инсценировок, с распределением ролей, с коллективной режиссурой, направленных на поддержание взаимного признания.

В каждом обществе существуют социальные институты, среды, в которых осуществляются эти специфические инсценировки. Например, у русских дворян, живших в прошлом веке - это балы, охота, война, дуэль. У современной элиты - всевозможные презентации, банкеты, игра в теннис. Во всех случаях речь идет не о простом однократном признании человека, а о взаимном поддержании и удержании настроя на признание.

Стилизация ситуаций дополняет интерпретацию. Стиль - тип поведения, мышления, чувствования, предполагающий известную свободу выбора. Стиль отличается от жесткого канона. Стилевое поведение не просто привычка следовать некоторым правилам. В нем имеется элемент игры, некоторое внутреннее напряжение, связанное с необходимостью выбора, выбора экзистенциального.

Так, стиль английского джентльмена характеризуется спортивностью, ясным понимание своих прав, четким осуществлением своих жизненных планов, честностью, невозмутимостью. Быть джентльменом не просто, так как всегда имеется риск потерять свое лицо. Таким образом, видно, что стиль поведения в известном смысле автономен по отношению к ситуации. Это может породить определенные проблемы коммуникационного общения. Стилевое поведение хиппи в семидесятые годы вызвало шок в американском обществе. Но, как правило, стилевое поведение не разрушает обыденные ситуации. Такая возможность обусловлена тем, что носители стиля адаптируют, стилизуют сами ситуации. Смысл стилизации в природе и специфике современных дискурсивных практик. Их важнейшим условием является элиминация смыслов из ситуации. Повседневная ситуация не имеет собственного имманентного смысла, выступает лишь как полигон смыслообразующих действий индивидов - носителей стиля. Стилизация - прочитывание ситуации и, одновременно, ее конституирование, явно проявляющееся в тематизации.

Тематизация - определение и введение в орбиту ситуации круга тем, по поводу которых можно высказываться и которые можно обсуждать. Можно уподобить жизненную ситуацию тексту, который требуется прочитать. В самом деле, для того, чтобы считывать ситуацию, люди воспринимают ее целыми смысловыми блоками, закодированными в темах.

Например, ситуация школьного урока включает в себя различные смысловые блоки, имеющие вид обыденных жанров и тем: учеба, успеваемость, учитель и ученики, мальчики, девочки, мальчики и девочки и т.д. Участники урока по-разному воспринимают тематизированные фрагменты ситуации: для учителя важны темы успеваемости и учебы. Для некоторых мальчиков приоритетным является жанр приятельства, дружбы. Для некоторых девочек - жанр любви, который может тематизироваться как флирт, любовная игра, сексуальное влечение и т.д.

Ясно, что любая ситуация предполагает субординацию жанров и тем. Плюрализм и анархия грозит существованию самой ситуации. Урок, где акценты деятельности смещены в сторону тем и жанров, далеких от учебы, можно считать неудачным.

Во многих случаях субординация и равновесие тем и жанров в повседневных ситуациях обеспечивается с помощью компетенции экспертов, а также тех средств, которые подтверждают и легитимируют их власть. Учитель как эксперт использует такие средства, как наличие соответствующего диплома, стиль и манеру поведения.

Однако тематическое и жанровое равновесие внутри ситуации может быть нарушено. В случае со школьным уроком это может быть связано с тем, что в классе появляются ученики, обладающие большим авторитетом и влиянием, чем учитель. Они не просто притягивают к себе внимание, но вносят в ситуацию тематические элементы из других ситуаций (улицы, двора, спортивного кружка).

Эксперты, озабоченные подобного рода конкуренцией, ссылаются на легитимность тех тем, которые находятся в кругу их компетенции.

Оборотной стороной тематизации является ретематизация, то есть процесс вынесения за скобки тех тем, которые не принято обсуждать. Ретематизация не означает элиминацию указанных тем. Последние остаются, образуя глубоко скрытый мир подразумеваемого.

В любом обществе происходит циркуляция тематизации и ретематизации. Например, в постсоветской России такие темы, как патриотизм, коллективизм, утрачивают легитимный статус. В то же время все больше заявляют о себя такие ранее маргинальные темы, как интимная жизнь человека, бизнес, сексуальные аспекты бытия, криминальный мир, удовольствия и т.д.

Некоторые темы выводятся в область трансцендентного. В традиционном обществе трансцендентный, божественный мир обладает подлинной реальностью. Именно он образует смысловые рамки повседневного бытия. В современных условиях происходит размывание трансцендентного мира. Человеческий мир утрачивает черты сакральности. Все в нем подлежит рациональному объяснению, даже такие понятия, как душа, человеческое Я.

Вместе с тем социальная коммуникация утрачивает целостность. У нее нет единой смысловой основы. Она распадается на множество слабо связанных тем.

Многие темы не имеют собственного смыслового содержания и проявляются манипулятивным путем. Они искусственно вводятся и навязываются людям, например, средствами массовой информации. Все это дезориентирует социокоммуникативную систему, загрязняет ее, нарушает естественный коммуникационный обмен между обществом и окружающей средой. Как следствие - общество утрачивает способность контролировать себя. В повседневной жизни люди, особенно молодежь, все больше ссылаются на темы, сюжеты, идущие как бы со стороны внешней среды, а не со стороны системы как таковой.

В результате смысловые границы социума размыты, возникает угроза коммуникационной энтропии. Она проявляется как кризис идентичности человека. Среди множества признаков этого кризиса отметим прежде всего имитационный характер бытия людей в современную эпоху. Социальный порядок строится на имитационных способах социальной адаптации индивидов. Преобладание имитаций может привести к тому, что человек потеряет способность распознавать себя не только в коммуникационном поле жизненных ситуаций, но в качестве ссылающейся на самое себя, самочувствующей, самополагающей сущности. Проще говоря, он может превратиться в имитационную машину, производящую впечатление.

Кризис идентичности обнаруживается на макроуровне как размывание, раздробление образов жизни людей. Образ жизни - коммуникативное пространство, имеющее свои смысловые границы, которое интернализировано индивидами как их собственный внутренний мир. Таким смысловым пространством может быть страна (моя страна), город (мой город) и т.д.

Процесс интернализации объективной реальности не осуществляется автоматически. В самом образе жизни явно или неявно содержатся способы и формы вхождения социального мира в бытие людей.

В самом общем виде образ жизни можно представить как систему эпистем (греческое слово epistema, означающее “знание”, концептуализировал М. Фуко, однако мы вкладываем в него специфический смысл). Под эпистемами следует понимать символические образцы - индикаторы должного поведения.

Обыденные эпистемы как феномен социальной коммуникации не следует путать с идеологическими парадигмами, доктринами. Они скорее ближе к мифам. По крайней мере, ряд признаков мифа в них явно присутствует. Эпистемы выражены в форме конкретных чувственных образов, представлений. Обыденные эпистемы инкорпорируют в себя то, что греки называют doxa (“мнение”). Действительно, эпистемы проявляются в виде расхожих обыденных суждений, высказываний (начальник всегда прав, без денег - ты никто).

В то же время в обыденных эпистемах содержится идеологическая основа, спрятанная под спудом обыденного сознания. Так, в представлениях людей, живших в Советском Союзе, укоренились эпистемы: общественное, государственное начало выше индивидуального; моральные нормы имеют больший вес, чем правовые; материальные, экономические аспекты жизни обусловливают все другие.

Эпистемы играют роль нормативных, ценностных ориентиров, воспринимаемых людьми как нечто самоочевидное. Не отрицая роли идеологической пропаганды, следует заметить, что советская система держалась и благодаря эпистемам. Так, энтузиазм советских людей, уезжавших работать и жить на Север, в Сибирь, Казахстан, в немалой степени был связан с эпистемой служения Родине.

Благодаря обыденным эпистемам группируются социальные символы, образуя целостные имагинальные комплексы. Можно даже говорить об имагинальных (образовых) ландшафтах (город, страна, дом, двор и т.п.).

Специфика обыденных символов в том, что они как бы растворены в социальных действиях, явлениях, имеют вид конкретных, доступных для восприятия каждого человека, образов. Люди старших поколений хорошо помнят заводские гудки, поднимавшие ранним утром людей на работу. Они олицетворяли собой индустриальный модус общественной жизни.

Такие символы очень понятны и не требуют специальной интерпретации. Одна из причин самоочевидности, узнаваемости обыденных символов в том, что они имплицитно содержат в себе архетипы - доопытные смысловые матрицы, в которых закодирован опыт жизни народа, человечества. Однако было бы неправильно рассматривать эпистемы как собрание архетипов. Символические образы, образующие эпистемы, постоянно меняются, подвергаются рациональной интерпретации, могут исчезнуть. Одни и те же символы могут нести различную смысловую нагрузку. Например, свастика как культовый символ древних народов и как символ фашизма - разные вещи.

Интересную трактовку символических образов предлагает философ М. Эпштейн (Искусство кино. 1987. № 7). Он справедливо считает, что наряду с архетипами существуют так называемые кенотипы - сверхобразы, обращенные в будущее, в перспективу.

Кенотипы характерны для современных посттрадиционных обществ. В них имплицитно содержатся символические признаки того, что еще не возникло, не оформилось как реальность. Для кенотипов характерна многозначность символических образов. Например, кенотип метро - это образ суетливости, массовидности и в то же время образ склепа.

Современный человек, в отличие, например, от средневекового человека, живет в раздробленном, мозаичном символическом мире. Но самое главное - эпистемы современного общества образованы из символов, которые уже не несут самостоятельной онтологической нагрузки.

Средневековый человек жил в условиях символической целостности, равновесия бытия. Символическая картина мира являлась необходимым образом самим миром! Ориентироваться в нем - значит уметь толковать (не интерпретировать) символы, обладающие мистической силой.

Природа современных эпистем и символов все более становится условной. То, что раньше считалось сакральным, в новых условиях превращается в наборы формул, рациональных схем объяснений, которые принципиально могут быть подвергнуты критике, интерпретации.

Современные эпистемы являются продуктом интерпретативной работы людей, которые стремятся заявить свое символическое право генерировать знание для всех, экспансировать свои дискурсы, свое мировосприятие. В современном мире происходит борьба за утверждение разными группами лиц своего привилегированного статуса в структуре коммуникативного порядка. Общество (прежде всего западного типа, к которому условно можно отнести и Россию) представляет собой огромный дискуссионный клуб и одновременно рынок идей, представлений, впечатлений, дискурсов. Именно дискуссии и те, кто их проводит, кто в них участвует, конституируют эпистемы, а вместе с ними новые коммуникативные порядки.